ШКОЛА В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ

Ольга Галахова

Выпускница 1976 года,
кандидат искусствоведческих наук,
ответственный редактор журнала «Станиславский»,
доцент театрального училища им. Щепкина,
главный редактор газеты «ДА» (Дом Актера)

Школа — десять лет, прожитых вместе с одноклассниками и учителями. Правда, в моем случае девять, поскольку перешла из школы №77 в школу №17 во второй класс.

Начальные классы располагались в отдельном здании. Большие просторные комнаты, залитые светом. Парты, которых теперь уж нет с откидными досками. Школьные формы с черными фартуками и белыми по праздникам.

Наша первая учительница Нелли Германовна Пономарева обучала нас всему: арифметике, русскому языку, природоведению, истории, литературе. Ее терпение и любовь к нам отзываются до сих пор в моем сердце душевной признательностью. Нелли Германовна сумела привить любовь к школе как таковой. Мы с радостью бежали на уроки, тогда не осознавая почему. А торопились мы на уроки потому, что чувствовали, нас здесь любят. Наша первая учительница ровно относилась к каждому, была снисходительна к сорванцам, смеялась вместе с нами над хулиганскими проделками наших мальчишек. Она не любила наказывать нас, но только тогда, когда мы становились злыми, и обижали кого-то из нас самих, Нелли Германовна огорчалась. Она выбирала самую непримиримую позицию и наказывала тем, что лишила на время своего сердечного к тебе расположения. Не выговаривала, не жаловалась родителям, она сама справлялась с классом в сорок человек. Каждому из нас она в день рождения дарила подарок. Это всегда была книга. Мне Нелли Германовна подарила однажды книгу «Фантазеры» Носова с изумительными иллюстрациями в суперобложке, которую я помню до сих пор.

Признаться, мне трудно писать о школе, потому что я не люблю себя ни в моем детстве, ни тем более в отрочестве. Помнишь и свою дикость, и малодушие, и подростковые амбиции. Учителя всегда все видят, но прощают тебе твое человеческое несовершенство, на то они и учителя, чтобы проявлять терпение. Это потом поняла я сама, когда стала преподавать. Снисходительность и терпение — участь педагога.

Школа тогда была местом не только учебы, но и нашей жизни. По вечерам мы приходили в спортзал и играли в баскетбол или волейбол. По воскресеньям тоже часто стихийно собирались из разных классов ребята, и самоорганизуясь в те же баскетбольные команды, азартно соревновались.

Учитель физкультуры, казалось, жил в спортзале. Он всегда был там и в рабочие, и в выходные дни. Он любил, когда мы приходили просто так, не на урок по необходимости, и ценил в нас эту потребность в спорте и всегда шел нам на встречу.

Помните, как в пьесе А.П. Чехова старшая сестра Ольга пристраивает в школу старую няню трех сестер. Няня терпит постоянные притеснения Наташи в доме Прозоровых. Наша школа того времени помогала людям выживать. Техничка, пожилая татарка тетя Катя, всегда, одетая в яркие цвета, большая трудяга, вылизывала классы, следила за чистотой. Так вот она жила в школе. У нее была комната прямо рядом с классами. До нас доносились вкусные запахи домашней пищи, иногда мы входили к ней в комнату, где стояла большая железная кровать, щедро усланная перинами. В рамочке висела фотография, на которой были сфотографированы она и ее муж, по-моему, погибший в Великую Отечественную. Тетя Катя нас держала строго. Особенно она не любила, когда мы забывали сменную обувь и, не стесняясь в выражения, нас распекала. Но и она как бы удочеряла и усыновляла всю мелюзгу в большую татарскую семью. Помню, как счастлива была тетя Катя, когда ей вручили медаль. Она шла по школьному двору в алой кофте, надетой на блестящее зеленое платье, повязав голову косынкой. На ней были надеты шаровары. И медаль сверкала золотом. Она, обычно крикливая и говорливая, шла какая-то тихая, скромная и счастливая. И мы притихли, глядя на нашу тетю Катю в священном трепете.

После начальной школы мы переходили в другое крыло здания, к взрослым. В жизни школьника это событие, переворачивающее иногда и его судьбу. Детство заканчивается. Расставание с Нелли Германовной мы все переживали, словно наша мама передавала нас другим мамам.

Здесь у взрослых нас встречал наш новый классный руководитель — Изабелла Яковлевна Каганова, выражаясь школьным сленгом, математичка. Изабелла Яковлевна придерживалась другого стиля в общении с учениками. Помню, как я, слушая урок, бездумно что-то рисовала на листочке. Она подбежала ко мне, выхватила листок, разорвала и бешено посмотрела на меня. Да, подумала я. Начинается другая жизнь. Изабелла Яковлевна подавляла, пресекала всякое минимальное неповиновение, этакий крейсер «Аврора», стреляющий по Зимнему дворцу. Все должны быть максимально сосредоточены на предмете, не расхолаживаться, не болтать, не отвлекаться. Уже потом я поняла, что Изабелла Яковлевна была поэтом математики. Она с любовью смотрела на тех из нас, кто у доски правильно чертил формулы, справлялся со сложностью заданий. Изабелла Яковлевна ясно, внятно объясняла сложнейшие вещи. По-моему, каждый раз она удивлялась, что школьная доска может быть использована и другими учителями под другие предметы.

Мы всегда могли придти в гости к нашим учителям, мы всегда могли попросить их помочь, если не справлялись со сложностью заданий и остаться после уроков. Господи, какая же была проявлена щедрость с их стороны!

Несмотря на то, что мы учились в математической школе, литература у нас преподавалась на самом высоком уровне. Мы не просто любили, но обожали Элеонору Николаевну Падей. Лично мне было важно внимание, одобрение, похвала именно этого педагога. Теперь я понимаю, почему. Элеонора Николаевна — талантливый человек, именно человек, страстный, эмоциональный, с отзывчивой душой, непримиримый. Но это — и прекрасный педагог, знающий свой предмет. Тебе было интересно на уроке. Как же это важно, чтобы школьнику было интересно. Ты мчался домой, чтобы прочитать Пушкина, Гоголя, Достоевского. Тебя провоцировали к высказыванию, к формированию твоего собственного мнения. Строгость — спутница педагогики. Но ни разу Элеонора Николаевна не прикрикнула на меня, ни разу у нас не было никакого человеческого расхождения. Мне все время хотелось завоевать ее любовь. Помню, как я плохо подготовилась к предмету. И Элеонора Николаевна не стала ставить мне тройку. Кто-то из класса зашипел, мол, Галаховой плохих оценок не ставят. Мне стало нестерпимо стыдно, что я подвела Элеонору Николаевну, что я подвела свою маму, которая была начальницей в народном образовании. И как же я была благодарна тогда Элеоноре Николаевне, которая устроила свирепую выволочку моему однокласснику. Помню, как она криком кричала, что, если всем двоечникам выставлять реальные оценки, они никогда не закончат школы, что именно те, кто работают, уязвимы. Элеонора Николаевна пожалела меня, мое самолюбие, но и прилюдно защитила перед всеми, не устыдившись своей якобы непринципиальности. А после, когда, сгорая от стыда, я подошла к ней извиниться, она весело пожурила меня. Инцидент был исчерпан.

Дорогая школа, дорогие учителя, спасибо вам за все, и простите нас за все.

Ольга Галахова